1981 год, мы сидим с Давидом Самойловым в пярнусском эйнелауде (буфете), что по дороге к морю, и по доброй традиции накачиваемся коньяком. Просто коньяком, без ничего. Так, словно это вода.

Давид, как всегда, неподражаемо прекрасен, ироничен, печален, огромные глаза за огромными линзами смотрят туда, куда мне нет доступа.

Рассказывает со смехом от которого хочется плакать о своих мытарствах с Рождественским стихотворением. О Марии и Иисусе, о чуде Рождества и судьбе… Ни одна цензура не пропускала, “не по советски”. И стих жалко пылить в столе, и хочется чтоб прочли, чтоб пустили свет в душу, чтоб задумались… Конечно, обо всём этом Давид не говорит, но всё это слышится в его тихо шелестящих словах.

Приходит к нему приятель, читает Давид ему “Мария была курчава”… и приятель ему в задумчивости говорит: “Необыкновенно хорошо! А ты назови стихотворение - “Брейгель. Картина” и дело с концом”.  - “Хорошо ты придумал, только у Брейгеля нет такой картины!” - “Будто они знают, какие картины у него есть, а каких нет” - и оба рассмеялись.

Вот такая история была поведана мне за столиком пярнусского эйнелауда. А потом мы пошли в туман, к морю и бродили по дорожкам, и было что-то от вечности и вневременного звучания…

2017 год. Эйгологический календарь Киреники начинается с колоды Таро Брейгеля. Я посвящаю свою работу великому поэту, большому сердцу и огромному человеку - Давиду Самойлову. Не его памяти, хотя это тоже важно. Ему самому. Потому что поэты не умирают, они уходят “в другую комнату”, самое главное оставляя нам - своё Слово.

Брейгель (картина)

Мария была курчава. 

Толстые губы припухли. 

Она дитя качала, 

Помешивая угли. 

Потрескавшейся, смуглой 

Рукой в ночное время 

Помешивала угли. 

Так было в Вифлееме. 

Шли пастухи от стада, 

Между собой говорили: 

— Зайти, узнать бы надо, 

Что там в доме Марии? 

Вошли. В дыре для дыма 

Одна звезда горела. 

Мария была нелюдима. 

Сидела, ребенка грела. 

И старший воскликнул: — Мальчик! 

И благословил ее сына. 

И, помолившись, младший 

Дал ей хлеба и сыра. 

И поднял третий старец 

Родившееся чадо. 

И пел, что новый агнец 

Явился среди стада. 

Да минет его голод, 

Не минет его достаток. 

Пусть век его будет долог, 

А час скончания краток. 

И желтыми угольками 

Глядели на них бараны, 

Как двигали кадыками 

И бороды задирали. 

И, сотворив заклинанье, 

Сказали: — Откроем вены 

Баранам, свершим закланье, 

Да будут благословенны! 

Сказала хрипло: — Баранов 

Зовут Шошуа и Мадох. 

И богу я не отдам их, 

А также ягнят и маток. 

— Как знаешь,— они отвечали, 

Гляди, не накликай печали!..— 

Шли, головами качали 

И пожимали плечами. 

Давид Самойлов